Хозяин храпел под смятой простыней на огромной кровати с пологом, которая занимала почти всю комнату. Другой мебели не было. Йама потряс его и сел. Простыня соскользнула с его голой груди и задержалась на брюхе. Когда Йама поднес кончик ножа к его лицу, трактирщик вдруг улыбнулся и сказал:
— Ну, давай, убей меня. Не убьешь, так я напущу на тебя магистраторов.
— Тогда тебе придется рассказать им, что на одного из постояльцев напали прямо у него в комнате, — заметил Йама. — Кстати, там наверху лежит труп.
Хозяин трактира бросил на Йаму хитрый взгляд. Голубое мерцание ножа мягко отражалось в его круглых черных глазах и отсвечивало на вставших торчком светлых волосах.
— Ну, разумеется, труп, — сказал он, — иначе тебя бы здесь не было. Сиг работал не на меня, ты ничего не докажешь.
— Тогда откуда же ты знаешь его имя?
Хозяин пожал плечами, это выглядело как небольшое землетрясение:
— Сига все знают.
— Значит, все должны знать и про вашу сделку. Отдай мой реал, и я сразу уйду..
— А если не отдам, что ты тогда сделаешь? Если меня убьешь, то тебе самому его не найти. Почему бы нам не выпить по стаканчику бренди и не обсудить все спокойно? Мне бы пригодился такой ловкий малый, как ты. Есть много способов приумножить твои деньги, и я их почти все знаю.
— Я слышал, ты обманываешь клиентов, — заговорил Йама, — а те, кто обманывает, всегда боятся, что их тоже обманут, я думаю, мою монету ты мог спрятать только в этой комнате, ведь ты никому не доверяешь. И скорее всего под подушкой.
Тут хозяин сделал выпад, и что-то ударилось о нож Йамы. Комната наполнилась ярким светом, а трактирщик громко вскрикнул.
Чуть позже трактирщик бесформенной тушей приткнулся к спинке кровати, избегая встречаться с Йамой взглядом. Рука его сильно кровоточила, он, правда, обернул ее простыней, прежде чем броситься отнимать нож, тем не менее порез был очень глубоким. Но он не думал о ране, как не задумывался и о вопросах, которые задавал Йама. Он, не мигая, вглядывался в нечто, исчезнувшее почти тотчас, как появилось, и только все повторял:
— У него нет глаз. Волосы, как паутина, и нет глаз…
Йама поискал под валиком кровати и под матрацем, а потом вспомнил, как сам прятал карту в своей комнате в замке, и стал рукояткой ножа вскрывать одну за другой доски пола, пока не нашел одну, прибитую совсем слабо, под которой трактирщик спрятал золотой реал. Ему пришлось пригрозить толстяку ножом и возвращением призрака, чтобы тот перевернулся, и Йама смог заткнуть ему рот и связать большие пальцы рук полосой, оторванной от простыни.
— Я только забираю свое, — уходя, сказал Йама. — Не думаю, что тебе причитается что-нибудь за гостеприимство. Тот дурак, которого ты послал меня ограбить, мертв. Радуйся, что сам остался жив.
Пандарас ждал его за воротами.
— Позавтракаем у рыбачьих доков, — сказал он. — Лодки выходят на рыбалку еще до рассвета, поэтому забегаловки там открываются очень рано.
Йама показал Пандарасу золотой реал. Руки его дрожали. Он был абсолютно спокоен, пока искал монету, а сейчас его трясло от нервного возбуждения. Он рассмеялся и сказал:
— У меня нет мелочи, чтобы заплатить за еду.
Пандарас полез под мятую рубашку, вытащил два истертых железных пенни, которые висели на веревочке у него на шее, и подмигнул Йаме:
— Я заплачу, хозяин, а потом ты мне отдашь.
— Только если не будешь называть меня хозяином. Ты ненамного моложе меня.
— Во многих смыслах я значительно старше, — ответил Пандарас. — Ты уж прости меня, но вполне очевидно, что ты благородного происхождения. Такие люди живут дольше, чем другие; условно говоря, у тебя еще молоко на губах не обсохло. — Он внимательно посмотрел на Йаму. — Твою расу я не знаю, но ведь в низовьях реки полно странных людей, и еще больше на улицах Иза. Говорят, здесь можно найти все что угодно, но проживи ты хоть тысячу лет, всего тебе не увидеть, а если и увидишь, то к этому времени столько изменится, что можно начинать изучать все сначала.
Йама улыбался, слушая болтовню спутника.
— Я пришел сюда, чтобы узнать правду о своей расе, и к счастью, я знаю, где искать, — сказал он.
К реке они спускались по таким узким и крутым улочкам, что они скорее напоминали лестницу с пологими ступенями, а каждый дом по обеим сторонам словно стоял на плечах своего соседа. Йама рассказывал Пандарасу о некоторых обстоятельствах своего рождения, о том, что, по его мнению, узнал доктор Дисмас, и о своем путешествии в Из.
— Я знаю Департамент Аптекарей и Хирургов, — сказал Пандарас. — Не очень-то внушительное здание, скорее позднейшая пристройка к Дворцу Человеческой Памяти.
— Значит, придется все-таки туда сходить, — мрачно проговорил Йама, — а я-то думал, что обойдусь без этого.
— Место, куда тебе надо попасть, на крыше, — стал объяснять Пандарас. — Ты можешь и не заходить внутрь, если это тебя так беспокоит.
Когда Йама и Пандарас вышли наконец к широкой дороге вдоль старой береговой линии, небо уже начинало светлеть. Мимо проковыляла цепочка верблюдов, груженных тюками тканей, ее погонял заспанный мальчишка. Торговцы открывали ставни своих лавок, разжигали огонь в очагах открытых кухонь. Лачуги на сваях занимали все пространство заболоченного берега, мимо них, прямо к урезу воды тянулся длинный пирс, на котором рыбари свертывали бухты канатов, снимали развешанные для просушки сети, тщательно укладывая их особым манером.
Йама впервые обратил внимание, насколько велика эта прибрежная трущобная часть города. Хибары теснились до самых плавучих доков на расстояние полулиги, а вдоль берега тянулись до самого горизонта. Строительным материалом в основном были листы пластика, цвет которых дым и непогода выровняли до однообразного серого тона. Кровлей служил толь или провисшее грубое полотно. Между топкими отмелями, утыканными сваями и стойками, бежали каналы, до краев наполненные густой темной водой. В загончиках на клочках земли, где посуше, бродили цыплята, щипая редкую вытоптанную траву. Люди тоже были уже на ногах, стирали, мылись, разжигали печки, обменивались сплетнями. Голые ребятишки десятка различных рас с визгом гонялись друг за другом по раскачивающимся канатным мосткам.